— Что, неужто вы и вправду боитесь?
Я заметил в его спокойном звучном голосе легкий призвук насмешки.
Не сразу я сообразил, о чем он.
— Это просто фигура речи.
— Такие фигуры в нашем языке подобны портретам имен. Расплывчатых, слабых — но все-таки имен. Будьте с ними поаккуратнее.
Он поднял на меня глаза.
— Присаживайтесь, посидите со мной.
Я начал было отнекиваться, потом остановился. Все-таки это он сделал меня ре'ларом… Я положил на плоские каменные плиты свою лютню и дорожный мешок. Мальчишеское лицо Элодина озарилось улыбкой, и он гостеприимно похлопал по каменному парапету, предлагая мне сесть рядом.
Я с легкой тревогой посмотрел вниз.
— Знаете, магистр Элодин, я лучше не буду…
Он посмотрел на меня укоризненно.
— Осторожность приличествует арканисту. Именователю подобает уверенность в себе. Трусость не к лицу ни тому ни другому. И вам она не к лицу.
Он снова похлопал по камню, уже решительнее.
Я осторожно влез на парапет и свесил ноги за край моста. Вид отсюда был впечатляющий, сердце у меня радостно забилось.
— Ветер видите?
Я пригляделся. На миг мне показалось, как будто… Нет, ничего. Я покачал головой.
Элодин как ни в чем не бывало пожал плечами, хотя я уловил легкое разочарование.
— Это хорошее место для именователя. Объясните почему.
Я огляделся.
— Вольный ветер, могучая вода, древний камень…
— Хороший ответ, — я услышал в его голосе неподдельное удовольствие. — Но есть и еще одна причина. Камень, вода, ветер — все это есть и в других местах. А чем это место отличается от прочих?
Я поразмыслил, огляделся и покачал головой.
— Не знаю.
— Тоже хороший ответ. Запомните его.
Я ожидал продолжения. Видя, что Элодин молчит, я спросил:
— Так почему же это хорошее место?
Он долго-долго смотрел на воду и наконец ответил:
— Это край. Грань. Высокое место, откуда можно упасть. На грани все видно куда отчетливей. Опасность пробуждает спящий разум. Многое становится ясно. Видеть — это неотъемлемая часть того, чтобы быть именователем.
— А если я упаду? — спросил я.
— Упадете так упадете, — пожал плечами Элодин. — Иногда падение тоже позволяет многому научиться. Во сне ведь часто падаешь перед тем, как проснуться.
Некоторое время мы оба молчали, погрузившись в свои мысли. Я зажмурился, пытаясь расслышать имя ветра. Я слышал шум воды внизу, чувствовал шершавый камень под своими ладонями. Нет, ничего…
— Знаете, как прежде говорили, когда студент на четверть уезжал из Университета? — спросил Элодин.
Я покачал головой.
— Это называлось «отправиться в погоню за ветром», — хихикнул он.
— Да, я слышал это выражение.
— Да? И как вы его понимаете?
Я задумался, подбирая слова.
— Ну, это что-то такое легкомысленное. Идти куда глаза глядят, не зная зачем.
Элодин кивнул.
— Да, большинство студентов уезжают из легкомыслия, с легкомысленными намерениями.
Он наклонился вперед, чтобы посмотреть прямо вниз, в бушующую внизу реку.
— Но прежде оно означало другое.
— Правда?
— Правда.
Он снова выпрямился.
— Когда-то, давным-давно, когда все студенты стремились сделаться именователями, все было иначе.
Он облизнул палец и подставил его ветру.
— Имя, которое прежде всего советовали отыскать начинающим именователям, было имя ветра. Когда они его находили, их спящий разум пробуждался, и отыскивать прочие имена было уже проще. Однако некоторым студентам имя ветра все никак не давалось. Тут было слишком мало граней, слишком мало риска. И они уезжали прочь, в дикие, невежественные края. Искали удачи, приключений, охотились за тайнами и сокровищами…
Он взглянул на меня.
— Однако на самом деле они искали имя ветра.
Разговор на время прервался: на мосту появился посторонний. Это был остролицый темноволосый человек. Он смотрел на нас краем глаза, не поворачивая головы, и, когда он проходил мимо, я старался не думать о том, как легко ему было бы столкнуть меня с моста.
Потом посторонний миновал нас. Элодин устало вздохнул и продолжал:
— С тех пор все переменилось. Теперь граней вокруг даже меньше, чем прежде. Мир сделался не столь дик. Вокруг меньше магии, меньше тайн, и лишь малая горстка людей знает имя ветра.
— А вы его знаете, да? — спросил я.
Элодин кивнул.
— Оно разное в разных местах, но я умею слушать и улавливать его изменчивую природу.
Он расхохотался и хлопнул меня по плечу.
— Ступайте, ступайте в погоню за ветром! И не бойтесь рисковать.
Он улыбнулся.
— В разумных пределах.
Я перекинул ноги через толстый парапет, спрыгнул на мост, снова вскинул на плечо лютню и дорожный мешок. Но, когда я направился в сторону Имре, Элодин окликнул меня:
— Квоут!
Я обернулся и увидел, что Элодин снова наклонился вниз с моста. Он ухмыльнулся, как мальчишка-школьник.
— Сплюнь на удачу!
Деви отворила мне дверь и изумленно раскрыла глаза.
— Боже милостивый! — воскликнула она, театрально прижимая к груди листок бумаги. Я узнал в нем одну из тех записок, что совал ей под дверь. — Да это же мой тайный обожатель!
— Я просто хотел вернуть долг, — сказал я. — Я к тебе четыре раза заходил.
— Ничего, прогулки тебе полезны! — сказала она весело, без тени сочувствия, жестом пригласила меня внутрь и заперла за мной дверь. В комнате чем-то воняло.
Я принюхался.
— Это что?
— Должна была быть груша, — ответила она с грустным видом.