Денна нетерпеливо шагнула вперед.
— Это еще не все! — сказала она, расстегивая пряжки так уверенно, что я сразу понял: она это делает не впервые. Денна сняла крышку и потыкала пальцем бархатное нутро. — Подложка изготовлена таким образом, чтобы ее можно было вынуть и переделать. Так что, какую бы лютню ты ни завел себе в будущем, этот футляр все равно для нее подойдет. И смотри еще!
Она нажала на бархат в том месте, где должен был находиться гриф, что-то провернула, и крышка распахнулась, открыв потайное место внутри. Денна снова ухмыльнулась.
— Тоже моя идея! Нечто вроде потайного кармана.
— Тело Господне, Денна! — вымолвил я. — Он же, наверно, обошелся тебе в целое состояние!
— Ой, ну, знаешь, — сказала она с наигранной скромностью, — у меня кой-чего было отложено…
Я провел рукой по мягкому бархату.
— Да нет, Денна, я серьезно. Этот же футляр, наверно, стоит не меньше моей лютни…
Я осекся, внутри у меня что-то тошнотворно дернулось. Лютни, которой у меня больше нет.
— Прошу прощения, сударь, — вмешался человек за стойкой, — но, полагаю, этот футляр стоит намного дороже вашей лютни, разве что она у вас из чистого серебра.
Я еще раз погладил крышку, ощущая нарастающую тошноту. Я не знал, что сказать. Как я ей скажу, что лютню у меня украли, после всех ее трудов, потраченных на этот прекрасный подарок?
Денна возбужденно сияла.
— Давай-ка поглядим, как туда ляжет твоя лютня!
Она махнула рукой, и мастер достал из-под стойки мою лютню и уложил ее в футляр. Она вошла в него, как рука в перчатку.
Я разрыдался.
— Господи, как неловко-то! — сказал я и высморкался.
Денна осторожно коснулась моей руки.
— Прости меня, пожалуйста! — повторила она уже в третий раз.
Мы сидели на тротуаре у магазинчика. С меня хватило и того, что я разревелся при Денне. Недоставало еще, чтобы на меня пялился владелец лавки.
— Я просто хотела, чтобы она подошла как следует… — говорила Денна. Лицо у нее было ошеломленное. — Я тебе записку оставила… Я думала, ты придешь на ужин, тут-то я тебя и удивлю. Ты даже не должен был заметить, что она исчезла.
— Да нет, все нормально, — сказал я.
— Ну как же нормально! — сказала Денна, и глаза у нее налились слезами. — Ты не пришел тогда, я не знала, что делать. Вчера вечером я тебя везде искала. В дверь к тебе стучалась, но ты не открыл…
Она потупилась.
— Я никогда тебя не могу найти, когда ищу…
— Денна, — сказал я, — все в порядке, правда.
Она замотала головой, не глядя на меня. По щекам у нее покатились слезы.
— Не в порядке! Я должна была сообразить! Ты ее так держишь, как будто это твой ребенок. Если бы на меня хоть кто-нибудь когда-нибудь посмотрел так, как ты смотришь на свою лютню, я бы тогда…
Денна запнулась, сглотнула, и слова снова хлынули неудержимым потоком:
— Я же знала, что она для тебя главное в жизни! Я потому и хотела, чтобы у тебя был надежный футляр! Я просто не подумала, что это выйдет так…
Она опять сглотнула, стиснула кулачки. Тело ее так напряглось, что она почти дрожала.
— Господи, какая же я дура! Ничего не соображаю. Вот всегда у меня так. Я все порчу!
Ее волосы растрепались, и я не видел, какое у нее сейчас лицо.
— Что же со мной не так? — сказала она глухим, рассерженным голосом. — Почему я такая идиотка? Могу я хоть раз в жизни сделать все как следует, а?
— Денна! — мне пришлось ее перебить, она говорила без перерыва, останавливаясь только, чтобы набрать воздуху. Я взял ее за локоть, она застыла. — Денна, ты никак не могла этого знать, — перебил я. — Ну, сколько времени ты сама играешь? Месяц? У тебя когда-нибудь был свой собственный инструмент?
Она покачала головой. Ее лица по-прежнему не было видно за волосами.
— Лира у меня была, — тихо ответила она. — Но всего несколько дней, потом случился тот пожар.
Она наконец подняла голову. Лицо у нее было абсолютно несчастное. Глаза и нос опухли и покраснели.
— Так все время получается. Я пытаюсь сделать что-нибудь хорошее, а все выходит наперекосяк!
Она горестно взглянула на меня.
— Ты просто не представляешь, каково это.
Я расхохотался. Как же здорово было снова получить возможность смеяться! Смех забурлил у меня в животе и вырвался наружу нотами золотого рожка. Этот смех сам по себе стоил трех горячих обедов и двадцати часов сна.
— Еще как представляю! — сказал я, заново ощутив синяки на коленях и полузажившие шрамы на спине. Рассказать ей, что ли, каких глупостей я наворотил, пытаясь вернуть ее кольцо? Но потом я решил, что, если расскажу, как Амброз пытается меня убить, ее настроения это не улучшит. — Денна, я просто король по части замечательных идей, которые идут наперекосяк!
Она улыбнулась, шмыгнула носом и вытерла глаза рукавом.
— И разревелись еще, как два придурка. Хороша парочка, а?
— Угу, — хмыкнул я.
— Прости меня, — повторила она, переставая улыбаться. — Я просто хотела сделать для тебя что-нибудь хорошее. Но у меня это плохо выходит.
Я поцеловал руку Денны, взяв ее в ладони.
— Денна, — сказал я от всей души, — это лучшее, что для меня вообще когда-нибудь делали!
Она фыркнула, неделикатно усомнившись в моих словах.
— Честно-честно, — сказал я. — Ты — моя блестящая монетка у дороги. Ты важнее соли, прекраснее луны в долгую ночь, проведенную в дороге. Ты сладкое вино на губах, песня на языке, смех в моем сердце.
Щеки у нее вспыхнули, но я продолжал, забыв обо всем.
— Ты слишком хороша для меня, — говорил я. — Ты роскошь, которой я не могу себе позволить. И все-таки идем со мной! Я угощу тебя ужином и буду часами распинаться о том, какое ты чудо.